В этом году 21 августа отмечалась знаменательная для русской поэзии дата – исполнилось 70 лет выдающемуся мастеру русского стиха, которым мы гордимся, легендарному поэту– Геннадию Айги.
Геннадий Айги , писавший свои первые стихи на русском в еще в далеком 1954 году , прошел пятидесятилетний творческий путь и долгое время, вплоть до начала перестройки печатался только за рубежом, где приобрел широкую известность и был удостоен многих премий . Он лауреат премий Французской Академии, Венгерского Агенства литературы, музыки и театра АРТИСЮС, польского ПЕН-клуба , немецкой премии им. Франческо Петрарки, премии южного Тироля им. Норберта Казера (Австрия-Италия), македонской премии «Золотой венец» , а также российских премий – им. Бориса Пастернака, им Андрея Белого, Чувашской государственной премии им. Константина Иванова. Он почетный доктор Чувашского государственного унивеситета и удостоен высшей французской награды в области культуры – звания «Командора Ордена Искусств и Литературы».
Ежегодно как у нас , так и в других странах, в переводах на десятки языков выходят его многочисленные книги, в одной только Германии издано около тридцати книг. В 2001 году питерский «Лимбус пресс» выпустил роскошное подарочное издание, обширное издание на 700 страниц готовится в московском «Прогресс–Плеяда». К юбилею Айги намечены многие мероприятия, в частности телепередача на французском «канал плюс»,международная конференция лингвистов изучающих творчество Айги в Германии и так далее.
Однако по-прежнему самые большие достижения Айги – его поистине революционное авангардное новаторство и его открытость для других поэтических культур являются причиной неоднозначного к нему отношения российской литературной общественности на двойственном переломе почти минувшей советской и наступившей постперестроечной эпохи.
Есть вещи простые, потому что они близко, рядом с нами, но непонятные, как сама наполненность жизни, кто-то не обращает на это внимание, потому что с этим нельзя ничего сделать, а для кого это непонятное и есть самое важное. Но непонятное это не значит ошибочное. Удивительная многозначность, неразгаданность , таинственная символика поэзии Айги многих раздражает. Так до сих пор раздражают многих хемингуэевские подтексты. Или подтексты фильмов Антониони. Однажды один журналист прямо спросил у кинорежиссера «Все недоумевают по поводу присутствия в Вашей картине одной девушки, она никак не связана с сюжетом. Как Вы это объясните?»: «Я сам до сих пор себе не могу объяснить кто она и откуда появилась». Таков был ответ Антониони.
Обычно творения таких авторов малосюжетны , но магнетичны, в них пламя, которое завораживает, но к которому нельзя прикоснуться.
Конечно непонятное может и раздражить. И сегодня многих , как и почти сто лет назад раздражает Хлебников, хотя риторически он был более точен нежели обращен к подтексту. Всякая трудная поэзия это путь к совершенству. Это можно понять лаже на первом, тонком интуитивном уровне, потому что это естественно и гармонично, хотя и трудно. Трудно еще и потому, что вокруг много прикладной поэзии предназначенной для мгновенного восприятия, а часто и для развлечения.
Второй проблемой усложняющей путь к Айги не для зарубежного, а для русского читателя, - является проблема влияний. Творчество Айги контекстно для мирового литературного процесса именно за счет удивительной , подлинной открытости влияниям зарубежной поэзии . Это были те мощные неотвратимые влияния, напоминавшие влияния французского и немецкого романтизма на Пушкина или влияния поэзии французского символизма на русских поэтов начала века, а не осторожные околичные полу-влияния на современных поэтов пишущих верлибром репкультуры или речитативно-прозаичного американского стиха. В разговоре со мной он признался – «Тогда в середине 50-х я ощущал, что во мне не было мелоса, и что сейчас нельзя уже писать подобным образом - «тятя тятя наши сети принесли нам мертвеца». У Пушкина и Лермонтова мелос был в языке, а сейчас это больше фикция, я понимал, что сейчас нужно более грубое, сталкивающееся, деформирующее слово. Слово без метра. Крученых говорил мне: «Море не метрично, а ритмично». К тому же советские поэты прошли через ангажированность и через разрушение городской культуры. Формы, способы описания городской жизни напоминали и сейчас напоминают деревенскую поэзию. Затем появился другой фактор - некое слово-социум , которое воплощали Пабло Неруда и Поль Элюар, поверхностное слово–действие».
Айги проявлял особый интерес к творчеству таких разных русских поэтов , как М.Кульчицкий, П. Васильев, Б.Слуцкий, Л. Мартынов, М.Светлов учивший своих учеников внимательному отношению к простому человеку, а также Б. Корнилов, и конечно же М.Лермонтов, Е.Баратынский, В.Маяковский, В. Хлебников, Б. Пастернак, Б.Божидар, В.Гнедов; зарубежных: – Нерваль, Аполлинер, Жан-Пьер-Жюв, , Нелли Закс, П.Целан, Э.Дикинсон, Александр Чак.
Но о прямом влиянии на Айги можно говорить в связи с именами Ш. Бодлера, И. Волькера и Л.Лаврова.
Новаторство Айги имеет уникальную направленность – в области психологической поэзии оно носит не локальный характер, это огромный иной пласт, оно столь глубоко и масштабно, что рядом с ним можно поставить только поэзию Пауля Целана, а открытые принципы синтаксических возможностей нового поэтического языка, подобно небывалому стиху Хлебникова, делают его творчество достоянием будущих поколений.
Пожелаем маэстро всего самого лучшего, новых книг и долгих лет жизни.
| МОЛ, №4 (27), 2004 |